Ведет сквозь волны и туманы мой лунный одинокий путь

В 20-е годы, в страшные, голодные, опасные годы, Волошин пишет много акварелей, по 5-6 в день, забывая часто и о стихах, и о статьях. Мать, уже больная и изводящая Макса мелкими, бытовыми нападками, акварели всерьез не воспринимает и считает это личной блажью сына. Статьи и стихи – совсем другое дело – за журнальные гонорары худо-бедно, но можно жить самим и кормить иногда соседей и друзей.

Ворчания матери, той самой Пра, которая была главой Дома поэта, мудрой и суровой матери-прародительницы, Волошин воспринимает сейчас стойко и философски. И при любом удобном случае отправляется в мастерскую. Через четыре окна в нее заливаются свет и синева. За окнами не видно берега, только бесконечное море и бесконечное небо. Максу сейчас не нужен пленэр, он пишет пейзажи без натуры, переплавляя воспоминания об исхоженном ногами крымском рельефе в картины духа этой земли, в картины ее сути. Он научился писать по памяти уже давно, когда началась Первая мировая война и любой художник, пишущий с натуры, мог быть объявлен шпионом. И этот подаренный войной метод остался для Волошина любимым. Хождение по земле, вдыхание запаха трав, купание стали ему вместо этюдов.

Воспоминания о Волошине иногда похожи на сказку, рассказы о нем - на ловко выстроенную мистификацию или поэтический образ, но во все это можно верить безоглядно. Это и есть настоящий Волошин, зажигающий травы прикосновением руки и успокаивающий боль той же рукой. Бурная фантазия друзей-поэтов или особый необъяснимый дар? Не важно. Так и в истории с папиросной бумагой. Не важно, правда ли Макс мастерил модели своих пейзажей из папиросной бумаги и картона или придумал эту историю на ходу: «…бумага эта, смятая особым образом, создавала мягкие, обтекаемые склоны, среди которых пятна тумана плавали подобно перьям. К этим моделям подходили болота, ручьи, стоячая вода и низкие, вздувшиеся облака; когда же он брал плотную бумагу, это создавало горы, вздымающиеся крутыми, заостренными утесами, с устрашающими пропастями» (из воспоминаний Марии Воробьевой-Стебельской).

Географическая точность пейзажа художника совсем не волнует. Ему важно изучить сосуществование природных стихий в пространстве и передать их сущностную фактуру, их смысл. И не важно, какую именно гору Крыма пишешь, если знаешь все о Крыме. «Пейзажист должен изображать землю, по которой можно ходить, и писать небо, по которому можно летать, то есть в пейзажах должна быть такая грань горизонта, через которую хочется перейти, и должен ощущаться тот воздух, который хочется вдохнуть полной грудью, а в небе те восходящие токи, по которым можно взлететь на планере», - напишет Волошин в 1930 году.

В 1927 году, когда Пра уже не будет и в Доме поэта появится новая хозяйка, 173 акварели Волошина увидят сначала москвичи в Государственной Академии художественных наук на персональной выставке, а через несколько лет – голландцы и англичане.

Автор: Анна Сидельникова