войти
Войдите на сайт
Залогиньтесь, чтобы использовать максимум функций Артхива
Война
Марк Захарович Шагал • Живопись, 1966, 163×231 см
Описание картины «Война»
Картину "Война" Марк Шагал писал в период с 1964 по 1966 годы, уже в мирное время. Несмотря на то, что со времен великой трагедии Второй мировой прошло уже 20 лет, ее отголоски нет-нет да возникали в творчестве художника. А ведь Шагалы уезжали в Штаты на одном из последних пароходов! Шагал не хотел эмигрировать до последнего, хотя фашисты занимали одно европейское государство за другим. Война подбиралась все ближе к городку Горд в Провансе, куда семья переехали в попытке отдалиться от происходящего во Франции. После антиеврейских законов правительства Виши в октябре 1940 года Шагал понял: трагедия близка, надо уезжать.
Визы удалось получить благодаря многочисленным друзьям. В Марселе Шагала пытались задержать «как лицо, похожее на еврея» - к счастью, его вытащили из лап полиции. Шагалы уехали в Лиссабон, где сели на пароход, и им еще раз повезло - груз картин и рисунков Марка удалось протащить мимо жадных лап немецкого посольства в Испании. В Нью-Йорк Шагал приехал с опаской, но что называется, во всеоружии.
Узнав о нападении немцев на Советский Союз, Шагал написал "Письмо моему родному Витебску". "… Я не жил с тобой, но не было ни одной моей картины, которая бы не отражала твою радость и печаль. Врагу мало было города на моих картинах, которые он искромсал, как мог. Его «доктора философии», которые обо мне писали «глубокие» слова, теперь пришли к тебе, мой город, сбросить моих братьев с высокого моста в Двину, стрелять, жечь, наблюдать с кривыми улыбками в свои монокли…» А в 1944 году еще одна трагедия - ушла из жизни его Белла, его великая любовь.
На картинах времен Второй мировой Шагал часто рисовал огни пожаров. Шли годы, но его сердце по-прежнему сжималось, когда он думал о муках евреев, погибших в горниле войны. И тогда на его символических полотнах опять пылали костры, в которых уходила в небытие жизнь маленьких еврейских городков-штетлов, очаровательных местечек, разбросанных по всей Европе, где жили мирные и набожные люди. Мучения, смерти друзей и близких, вынужденное бегство из родного дома... Символическое "сжигание ведьм" в огне костра, возможно, означает стремление искоренить еврейский род, в котором царит матрилинеарность. А в правой части картины, почти в темноте, верующие взывают к распятому Иисусу, как бы говоря - "как Ты мог допустить такую несправедливость?"
Визы удалось получить благодаря многочисленным друзьям. В Марселе Шагала пытались задержать «как лицо, похожее на еврея» - к счастью, его вытащили из лап полиции. Шагалы уехали в Лиссабон, где сели на пароход, и им еще раз повезло - груз картин и рисунков Марка удалось протащить мимо жадных лап немецкого посольства в Испании. В Нью-Йорк Шагал приехал с опаской, но что называется, во всеоружии.
Узнав о нападении немцев на Советский Союз, Шагал написал "Письмо моему родному Витебску". "… Я не жил с тобой, но не было ни одной моей картины, которая бы не отражала твою радость и печаль. Врагу мало было города на моих картинах, которые он искромсал, как мог. Его «доктора философии», которые обо мне писали «глубокие» слова, теперь пришли к тебе, мой город, сбросить моих братьев с высокого моста в Двину, стрелять, жечь, наблюдать с кривыми улыбками в свои монокли…» А в 1944 году еще одна трагедия - ушла из жизни его Белла, его великая любовь.
На картинах времен Второй мировой Шагал часто рисовал огни пожаров. Шли годы, но его сердце по-прежнему сжималось, когда он думал о муках евреев, погибших в горниле войны. И тогда на его символических полотнах опять пылали костры, в которых уходила в небытие жизнь маленьких еврейских городков-штетлов, очаровательных местечек, разбросанных по всей Европе, где жили мирные и набожные люди. Мучения, смерти друзей и близких, вынужденное бегство из родного дома... Символическое "сжигание ведьм" в огне костра, возможно, означает стремление искоренить еврейский род, в котором царит матрилинеарность. А в правой части картины, почти в темноте, верующие взывают к распятому Иисусу, как бы говоря - "как Ты мог допустить такую несправедливость?"
