Босх с ними. 10 кинорежиссеров, продолживших дело Иеронима Босха

У Терри Гиллиама (режиссера «12 обезьян», «Бразилии», «Страха и ненависти в Лас-Вегасе», участника знаменитой комик-группы «Монти Пайтон») много общего с Иеронимом Босхом. Дело не только в той легкости, с которой Гиллиам превращает съемки студийных блокбастеров в ад для инвесторов и продюсеров. Босх — давняя обсессия Терри Гиллиама. По его словам, однажды увидев триптих «Искушение святого Антония» в Брюсселе (вероятно, речь об этой копии), он испытал «синдром Стендаля», превратился в «собаку Павлова от искусства» и теперь всякий раз при упоминании Иеронима Босха роняет восторженные слюни.

«Когда мне нужен ироничный, или сюрреалистичный, или попросту возмутительный образ, я часто обращаюсь к Босху, Брейгелю или Гойе, — говорит Терри Гиллиам. — Впрочем, меня никогда не интересовала эксцентричность ради нее самой. Мне важна гуманистическая составляющая. Босх умел разглядеть странное и пугающее. Но притом сохранял чувство юмора и любовь к людям».

Влияние Босха можно увидеть в фильмах Гиллиама — к примеру, без него определенно не обошлось в сценах апокалиптического будущего из «12 обезьян». Но заметнее всего оно в анимационных скетчах, которые Терри делал для телешоу «Монти Пайтон». Тут и летающие рыбы, и потешные монашки, да и тема фанфар решена в традиционной для Босха манере.

Французский постановщик Кристоф Ган, главным образом известный, благодаря экранизации культовой компьютерной игры «Сайлент Хилл», сумел воссоздать на большом экране натурально босховский ад. Багрово-парной кошмар «Сайлент Хилла» щедро присыпан пеплом и типичными для Босха символами — крестами, ключами и т. п. По городу бродит жуткий пирамидоголовый жнец (нужно ли напоминать, насколько любимы были Босхом всякие пирамиды, конусы и треугольники?), и, кажется, если приглядеться, на лезвии его чудовищного тесака обнаружится столь характерное для Босха клеймо «М». Но главное, конечно, не символы, а близкая Иерониму Босху мысль о том, что ад неотвратим и для грешников, и для тех, кто мнил себя праведниками.

И пусть в чисто визуальном плане «Сайлент Хилл» — это реверанс в адрес другого живописца ужасов, Фрэнсиса Бэкона, внимательному зрителю не составит труда разобраться, откуда ноги растут.

Это, впрочем, только фигура речи. В Сайлент Хилле, как и на картинах Босха, ноги растут, порой, из самых неожиданных мест.

«Как будто Норманн Роквелл встречается с Иеронимом Босхом», — сказал однажды о фильме «Синий бархат» один из звукорежиссеров Дэвида Линча. Эта снайперская формулировка подойдет ко многим фильма Линча. Уютная открыточная одноэтажная Америка, из-за опрятных фасадов которой вдруг начинает переть инфернальная жуть, — его излюбленная натура. Едва ли вы перепутаете кадр Линча с фрагментом какого-нибудь триптиха Босха. Связь между ними более глубинная, поверхностным взглядом ее не разглядеть. Тот же «Синий бархат» неслучайно начинается с отрезанного уха — ключевого образа в творчестве Босха. Да и о том, что совы — не то, чем кажутся, Босх знал за 500 лет до сериала «Твин Пикс». Словом, Дэвид Линч — верный последователь Иеронима. Просто идти в Черный вигвам можно разными тропами.

В первую очередь мексиканца дель Торо роднит с Босхом страсть к многофигурным композициям. Его фильмы, как и полотна Босха, слегка страдают от перенаселения. Их тоже можно рассматривать годами, обнаруживая на заднем плане все новые лица, рыла, смыслы, сюжетные вензельки. В них тоже тесновато от тиар и нимбов, рогов и копыт. Дель Торо, как и Босх, нередко становится жертвой смелых зрительских трактовок. Недаром лучшие из кинокритиков норовят разобрать «Хэллбоя» в контексте манихейской ереси, а, например, «Лабиринт фавна» — как метафору взаимоотношений ребенка с миром религиозных запретов.

Кроме того, с Босхом дель Торо объединяет еще и средневековое отношение к потустороннему: для Гильермо разнокалиберная нечисть — такая же обыденность, как для нас с вами — метрополитен или социальные сети.

Джорджа Лукаса трудно заподозрить в любви к средневековой живописи. Тем не менее, автор «Звездных войн» говорил в интервью, что некоторых инопланетных существ он придумал под влиянием картин Босха (в частности он упоминал Джаббу Хатта). Что ж, Босх, конечно, знал толк в гигантских жабах. Впрочем, не будем забывать о том, что Лукас был в первую очередь ловким промоутером. Есть подозрение, что он просто решил добрать за счет Босха солидности. Создавая культ планетарного масштаба, стоит обзавестись респектабельными источниками вдохновения — в самом деле, не говорить же Лукасу, что на создание «Звездных войн» его вдохновило «Маппет-шоу». Кроме того, это что-то вроде культурной индульгенции фанатам эпопеи. Теперь никто не упрекнет их в инфантильности и легкомыслии.

Испанский монах Хосе де Сигуэнса писал: «В то время как другие художники изображали человека таким, какой он снаружи, только Босху хватало мужества рисовать его таким, каков он изнутри». В этом смысле англичанин Макдонах — подходящий преемник: Судный день происходит у его героев внутри.

Полнометражный дебют Макдонаха — «Залечь на дно в Брюгге» — был затеян под впечатлением от картины Босха «Страшный суд», и режиссер хотел, чтобы «эхо Босха» слышалось в каждом кадре. Есть в нем и сцена, где гангстер, снедаемый чувством вины, разглядывает «Страшный суд» (нужно отдать должное храбрости дирекции музея Гронинге в Брюгге, пустившей в столь приличное место Колина Фаррелла). Тут же звучат одна из лучших арт-рецензий в истории («Все остальные — дрянь, а эта мне нравится») и одна из лучших трактовок сюжета:

— Чистилище — это же место, которое где-то посередине… — резюмирует герой ленты. - То есть совсем дерьмом ты не был, но и высот не достиг — как «Тоттенхэм».

Для большинства наших современников картины Иеронима Босха — диковинное свидетельство о нравах, обычаях, коллективных страхах, бытовавших в темном и загадочном Средневековье. Другое дело Алексей Герман: работая над своей последней лентой «Трудно быть богом», он держал в голове не столько братьев Стругацких, сколько Босха и Брейгеля. И снимал притом фильм о нашем времени. В интервью кинокритику Антону Долину Герман рассказывал: «Брейгель — мягкий реалист, в отличие от Босха. А Голландия даже теперь — какие-то не мягкие, а утрированные, концентрированные Средние века… Я всех нас увидел. Мы делали фильм про всех нас. Ничем этот Арканар от нас не отличается — такие же доносы, такая же подлость, такие же тюрьмы, такие же Черные, такие же Серые. Ничего мы не достигли: что было в XVI веке, то и у нас в XXI-м. А земляне — далеко не лучшее произведение».

Некоторые биографы считают, что Иероним Босх творил не столько в назидание потомкам, сколько на потеху знатным заказчикам. Его картины — многофигурные ребусы, в которых Босх зашифровывал библейские тексты, фольклор, астрологические прогнозы, сатирические высказывания и т. п., были для вельмож чем-то вроде интеллектуальных паззлов, собирая которые они могли еще и пощекотать свои нервы.

В контексте этой теории М. Найт Шьямалан — автор «Шестого чувства», «Знаков» и «Таинственного леса» — выглядит прямым наследником: только его фильмы одинаково интригуют и пугают публику.

В фильмографии американца Байера — всего один полнометражный фильм: ремейк «Кошмара на улице Вязов», который неловко сравнивать не то что со средневековой живописью, но даже с оригинальным фильмом про Фредди Крюгера. А вот клип Until it Sleeps, который Байер снял для группы Metallica, — это очевидный оммаж Босху: за пять минут Байер умудрился процитировать «Сад земных наслаждений», «Воз сена» и приписываемую Босху работу «Се человек». Что ж, Байер, вообще большой любитель подпустить многозначительности и пафоса в презренную поп-культуру. Даже персональная выставка его фоторабот (по большей части состоявшая из обнаженной женской натуры) называлась «Диптихи и триптихи».

В послужном списке мультипликатора Валерия Угарова — несколько выпусков сериалов «Веселая карусель» и «На задней парте». Тем удивительней обнаружить в нем совершенно босховский пункт — мультипликационную экранизацию сказки Гауфа «Халиф-аист».

Тех, кто видел это в детстве, уже не испугать поделками вроде «Кошмара на улице Вязов»: не пытаясь походить на полотна мастера визуально, эта «Халиф-аист» эксплуатирует самые жуткие элементы обязательной босховской программы. Колдуны, алхимия, рептилоиды, звероподобные фрики, мертвое дерево, тьма. Но главное — характерная для Средневековья в целом и Босха в частности тема расплаты за такие тяжкие грехи, как любопытство, веселье и легкомыслие. Ведь здешний герой попал в передрягу не столько потому, что спутался с колдуном-вивисектором, сколько из-за того, что смеялся.

Заглавная иллюстрация: кадр из фильма М. Найта Шьямалана «Знаки» и фрагменты произведений Босха (1, 2, 3, 4).

Автор: Андрей Зимоглядов