У киргизов и казахов есть особый обычай поминовения усопших. Тарас Шевченко рассказывал о нём в письме одному из своих корреспондентов, Брониславу Залесскому. Всю ночь родные умершего жгут в плошках над покойником бараний жир. А днём ёмкость, в которой топился жир, наполняют водой, чтобы её выпили птицы и таким образом помолились за душу любимого покойника.
«Не правда ли, поэтическое поверье?» - замечал Шевченко. На сюжет этого религиозного обряда он написал сепию, которую назвал
«Поминовение умерших».
Может возникнуть закономерный вопрос: почему украинский поэт и выпускник Санкт-Петербургской Императорской академии художеств, которого звали не иначе как
«русским Рембрандтом», в годы своей творческой зрелости писал так много киргизских детей (
1,
2) и
казахских женщин? Что за странный экзотический выбор? – удивится зритель, мало знакомый с биографией Шевченко.
Этот выбор сделали за художника обстоятельства его непростой судьбы. В 1847-м году ему исполнилось тридцать три. Как это нередко случается в жизни больших художников, «возраст Христа» привёл Шевченко на свою Голгофу. За участие в деятельности антимонархического кружка «Кирилло-Мефодиевское братство» он был в качестве рядового солдата сослан в Оренбург, исконную землю киргизских и казахских племён.
Императорский запрет рисовать и писать делал существование Шевченко бессмысленным, а его самого - глубоко несчастным. Но в 1848-1849-х годах мелькнул луч надежды. Вместо солдатской муштры Шевченко предлагается возможность участвовать в экспедиции по изучению топографии Аральского моря в качестве художника и хроникера. Для своего времени это было грандиозное научное мероприятие, растянувшееся на годы. Караван из нескольких тысяч верблюдов и повозок, преодолевая степные ветры и резкие перепады температур, покрыл более восьмисот километров пустыни, изучением природы и обитателей которой ранее еще не занимался никто.
Вместе с экспедицией осиливал тяготы пути и Шевченко, делая научные записи и художественные наброски, создавая сепии и акварели, зарисовывая увиденное. Не всё складывалось гладко: Шевченко подводит сердце, он несколько раз переболел цингой, а от слепящего солнца у него «выгорели» глаза, став из ярко-карих блекло-серыми. Кроме того, из-за доносов художника иногда опять лишали даже иллюзии свободы: уже к 1850-му году он был переведён на более строгий режим в крепость на Каспии – Новопетровское укрепление. Потом его художественные умения снова становятся востребованы – он участвует в геологической разведке на
полуострове Мангышлак, у горы Кара-Тау. И снова рисует: деревья, горы, быт аборигенов.
Все эти обстоятельства его жизни позволяют нам понять, откуда в изображении казахской девочки с небольшой по размеру сепии (её второе название
«Казашка Катя») возникает настоящий рембрандтовский драматизм. Всё-таки тогда, в Академии, молодого и удачливого Шевченко называли «русским Рембрандтом» авансом. Особый свет и эмоциональный накал, родственные Рембрандту, появятся у него лишь после серьезных жизненных испытаний.
Красивая молодая казашка в национальной одежде. Из-под тюрбана змеятся по плечам две толстых косы. Рукой девушка прикрывает поминальный светильник, отблески света которого ложатся на её правую щеку, шею и грудь. Надгробие с национальным орнаментом на заднем плане тоже попадает в узкий круг света. Вот, собственно, и всё. Однако типично рембрандтовский характер освещения придаёт рисунку неуловимый мистический дух, ощущение того, что мы лицом к лицу столкнулись с чем-то, что имеет только вид обыденности, но на самом деле – непостижимо. И неслучайно у Рембрандта Шевченко более всего занимала именно тема смерти: когда-то давно он старательно копировал рембрандтовский офорт «Смерть Марии». Таинственный переход из мира живых в мир мёртвых – вот истинная тема «Казашки Кати».
Автор: Анна Вчерашняя